обнаружат находку, которая поможет им заглянуть в прошлое. Мара и Майкл разделяли общую страсть к открытиям, и такое родство душ она не знала ни с кем с тех пор, как умерла ее бабушка, папина мама, которая передала ей собственную любовь к ирландским легендам и древним верованиям. В детстве Мара провела много вечеров перед окном в маленькой гостиной в доме пастора, где жила и работала бабушка. Это было теплое уютное убежище, не то что холодный дом Мары. Вместе они читали сказки, Агату Кристи, классическую мифологию, ирландские басни, жития святых, легенды об Артуре, «Хроники Нарнии», всякий раз с нетерпением ожидая «момента озарения», как они его называли. Когда бабушка умерла, Мара была старшеклассницей. Она продолжила поиски «момента озарения», изучая в колледже средневековую историю, оригиналы и символику. Когда прогулки с Майклом прекратились, Мара не перестала фантазировать. Учась на последнем курсе в Джорджтауне, она подала заявление в Колумбийский университет, собираясь продолжить изучение Средневековья, но отец запретил: слишком непрактично, слишком легкомысленно, слишком очевидно, что не приведет к материальному благополучию и никак не вписывается в звездную траекторию, которую он начертал для своего единственного ребенка. Мара не стала возражать отцу, и теперь, десять лет спустя, стала такой, какой была, почти поверив, что отцовские мечты были ее собственными.

— Я все эти годы вспоминал наши разговоры. И до сих пор вспоминаю, — продолжил Майкл, — они помогли мне понять, что устремления фирмы идут вразрез с моими. Я начал вспоминать, кем хотел быть и что хотел из себя представлять до того, как Фемида взяла меня в свои тиски.

Его откровения слово в слово совпадали с невыраженными вслух сомнениями Мары, тайными мыслями, которые она не раскрывала даже Софии. Мара не позволяла себе тратить время на долгое обдумывание, прежде чем сделать следующий шаг. А как иначе стать партнером фирмы? И все же она прошептала почти машинально:

— Я прекрасно тебя понимаю. — Стоило ей произнести эти слова, как она тут же пожалела, что не может загнать их обратно в ту бездонную пропасть, где они обычно обитали. Такое признание вполне уместно в устах друга, но услышать его от юриста, нанятого, чтобы отстаивать дело в суде? Совершенно неподходящие сантименты. Мара попыталась вернуть упущенный, как ей показалось, плацдарм и залепетала: — Я имела в виду другое. Я хотела сказать…

Майкл со смехом прервал ее.

— Все в порядке, Мара. Я знаю, что ты имела в виду. И по-прежнему считаю тебя кровожадным нью-йоркским адвокатом, готовым порвать всех в клочья в суде, отстаивая для нас дело «Баум».

Мара облегченно вздохнула и подумала, что они смогут продолжить обсуждение дела, но он, видимо, еще не исчерпал свои признания:

— Пожалуй, больше всего на службе в «Эллис» меня не устраивало то, кем стал лично я. — Он умолк, чтобы пригубить вино. — За шесть лет в конторе я успел позабыть, что есть и другие важные дела: я не приобрел новых друзей, не завел себе хобби, не завязал ни с кем простых человеческих отношений. Поэтому я решил уйти, по крайней мере, из фирмы, если не из профессии. Я подумал, что работа в компании, связанной с историей и искусством, поможет возродить мой интерес к тому делу, что я изначально выбрал, и, быть может, освободит мне немного времени и для другого. Например, для девушки. — Он замолчал, задумавшись, а затем как ни в чем не бывало спросил: — У вас с Сэмом произошло что-нибудь в этом роде?

Мара все больше и больше нервничала по поводу того, какой оборот принимает их разговор. Ей почему-то казалось, что они давным-давно миновали стадию вежливого общения посторонних людей и перешли на новую ступень знакомства. И она не понимала, что служило тому причиной — то ли их студенческая дружба, то ли его природная способность располагать к себе людей, то ли вино. Внешне открытая к общению, уверенная в себе, но на самом деле скрытная Мара была не готова к подобной откровенности, во всяком случае, она ее не планировала, готовясь к встрече с новым клиентом.

Несмотря на сомнения, она чувствовала себя обязанной ответить, поэтому подкрепила силы глотком вина и отреагировала на настойчивые расспросы:

— Мы с Сэмом были вместе, пока я училась в колледже и даже потом, первые два года, когда я переехала в Нью-Йорк. Почти каждый уик-энд я брала с собой кипу папок с делами и отправлялась поездом к нему на свидание. Потом госдепартамент предложил ему работу в Китае, и он согласился. Его истинной страстью всегда была политика.

— Понятно, — произнес Майкл с сочувственной ноткой.

Мара внезапно потупилась с несвойственным ей смущением и увидела выглядывавший у нее из сумки желтый конверт с документами по делу «Баум». Сосчитав до десяти, она вновь подняла на Майкла глаза. Превратившись в прежнего профессионала, она переключилась на дело «„Баум“ против „Бизли“». Разговор по этой новой теме протекал не так гладко, как их личная беседа, — похоже, Майкл был недоволен, что она вернулась к причине, которая и привела их с самого начала в ресторан «У Магги». Он устроился поглубже на диванчике и заговорил отрывистым тоном. Он даже отодвинул от себя бокал с вином и швырнул на стол матерчатую салфетку. Мара проигнорировала его разочарование и слушала внимательно.

Майкл рассказал, что один их давний клиент, не пожелавший раскрыть своего имени, решил воспользоваться услугами «Бизли» и продать картину «Куколка» Йоханнеса Миревелда, выставив ее на престижный аукцион голландского искусства, который по времени совпадал с открытием давно ожидаемой голландской выставки в музее Метрополитен. Как только «Бизли» выпустил аукционный каталог с фотографией «Куколки», на него обрушился шквал писем и звонков от якобы истинной владелицы картины, Хильды Баум, заявившей, что она разыскивает эту картину уже несколько десятилетий. Баум утверждала, что нацисты отобрали «Куколку» и убили ее родителей. Если говорить подробнее, то они объявили ее родителей, католиков по вероисповеданию, евреями и переправили в концентрационный лагерь, после чего украли семейную коллекцию художественных произведений. Аукционный дом «Бизли» разъяснил свою политику выяснения происхождения любой картины и довел до сведения Хильды Баум всю прозрачную родословную «Куколки», но дама не унималась. Она хотела получить «Куколку» обратно. Вскоре последовало обращение в суд, и «Бизли» был вынужден снять с аукциона картину в ожидании судебного решения. Задача Мары заключалась в том, чтобы не отдать «Куколку» истице.

Майкл подозвал официанта и расплатился, несмотря на протесты Мары.

— Можно проводить