ПРЕДИСЛОВИЕ К СБОРНИКУ «ВОЛЧЬИ ЯГОДЫ»

Предлагаемый читателям сборник смело можно бы назвать «Украинский детектив-86». А что значит — украинский? Отличается ли он от других чем-нибудь, кроме имен и фамилий действующих лиц? Пожалуй, читатель и сам убедится в этом...

Отличительная черта произведений украинских мастеров приключенческого жанра — повышенная «лирическая температура» повествования, о каких бы трагических событиях ни шла речь. И дело не только в том, что роман, давший общее название книге, начинается... с пения ночных соловьев на берегу Днепра, которых звукорежиссер областного радио Ярош успевает записать перед самым отъездом в отпуск. Нет, лиризм пронизывает всю ткань повествования, и мы не можем не сочувствовать безнадежно влюбленному сотруднику угрозыска Ванже, рыжеусому украинскому хлопцу с чувствительной душой, или Рахиму Гафурову, по-юношески влюбленному в жену и мать своего многочисленного потомства Зинаиду — осиротевшую дочь его фронтового товарища, или даже службисту-сухарю Очеретному, который тоже, оказывается, способен страстно любить. Именно лирическая атмосфера романа и усиливает справедливый гнев читателя против тех, кто ради наживы запутывает в свои сети хороших и милых девчат с трикотажной фабрики, коверкает им жизнь, а то и безжалостно обрывает ее в самом расцвете, чтобы замести следы преступлений. Именно лирический настрой помогает автору показать каждого из действующих лиц живым человеком — в горе или радости, в душевных тревогах и волнениях.

Любовь к мужу и боязнь потерять его, любовь к детям, ставшим родными, пусть и не по крови, и страх — неужели холодные руки подлеца безжалостно разрушат это теперь уже не только личное счастье! — вот движущие пружины действия в повести «Дело Ирины Гай».

Обманутые надежды и жгучая ревность, переплетение мелких, «полудетских» обид с более глубокими, пакостно эгоистическими мотивами в основе конфликтов другой повести — «Месть».

И сквозь все эти роковые страсти, вполне в духе раннего украинского романтизма, все явственнее звучит очень важная для воспитания именно юных, неокрепших душой тема: лучше не оступаться в жизни даже случайно, преступный мир крепко держит свои жертвы... Так, в первой повести, при всем понимании благородных побудительных мотивов поступков Ирины Гай, автор суров и безжалостен в главном — непрочно счастье, построенное на обмане, человек, вступающий в любой конфликт с законом, рано или поздно понесет наказание...

Авторы сборника — не новички в литературе. Немало книг вышло из-под пера Леонида Залаты и Ивана Кирия; известен не только детективными повестями, но и очерками, фельетонами, юморесками, сборниками стихов и Василий Кохан. Произведения их, включенные в этот сборник, — не головоломные упражнения на детективные сюжеты. Живая сегодняшняя жизнь украинских сел и городов встает с их страниц острыми современными проблемами, которые коротко можно определить одним словом — потребительство. Жажда «красивой» жизни, без особого приложения сил, толкает сообщницу одесского гримера на шантаж несчастной женщины, многолетнее вымогательство у нее денег — как расплату за ее же благое дело. Жажда наживы движет «героями» романа Залаты в их отнюдь не социалистической «предприимчивости».

И закономерный крах всех этих трутней, а также привлекаемых ими для палаческих целей «недобитков», сумевших было укрыться от справедливого возмездия после войны (тоже характерная примета именно украинского детектива), снова и снова напоминает читателю: красива лишь та жизнь, где есть простор истинно человеческому в человеке, где гармонично проявляются труд и любовь, где счастье, говоря словами поэта, — это «соучастье в добрых человеческих делах»...

Валентин СВИНИННИКОВ

Леонид Залата Волчьи ягоды

СОЛОВЬИ ДЛЯ ФОНОТЕКИ

1

В среду звукорежиссер областного радио Ярослав Ярош уходил в отпуск. В кармане лежали путевка в пансионат «Мисхор» и билет на симферопольский поезд. Так уж получилось, что в свои двадцать пять лет он видел море лишь в кино, а между тем оно всегда волновало Яроша неразгаданной тайной. Он вынашивал мечту создать звукофильм — ни одного дикторского вмешательства, говорить должно само море. Воображение Яроша рисовало яркие картины: грозные удары волн о гранитные скалы, шуршанье гальки, едва слышный шепот песка. Он уже заранее предвкушал, как отыщет на берегу дикий уголок, чтобы побыть с морем наедине, послушать, как оно сердится, как радуется.

В воскресенье они вдвоем с Ниной Сосновской бродили по аллеям городского парка, кормили в пруду почти ручных карпов. Ярослав поделился с девушкой своим замыслом, и она, похоже, поняла его, по крайней мере в ее глазах он увидел неподдельное восхищение. А в понедельник Нину словно подменили. Была она необычно напряжена, слушала его и как будто не слышала.

— А может, мне не ехать? Шут с ним, с этим морем! Когда-нибудь выберемся вдвоем.

Наверное, если бы Нина согласилась, он бы обиделся, ведь в конце концов путевки в Мисхор не валяются под ногами, да и звукофильм...

— Нет, Яро, — сказала она, — ты поедешь. От мечты так просто не отказываются. Ты не можешь не поехать.

И тут его словно муха укусила.

— Поеду, — сказал он, — непременно поеду. А тот пучеглазый лейтенант будет тебе ежедневно носить цветы.

— Совсем он не пучеглазый! — возразила Нина. — Славный парень. И очень честный. — Она вздохнула, прижалась плечом к Ярославу. — Не нужно, Яро. И о лейтенанте, и вообще... Ты верь мне, слышишь! Что бы ни случилось, верь! Я прошу тебя.

Они постояли над прудом. От заходящего солнца по воде протянулась блестящая дорожка. Шелестели ивы.

— А что может случиться? Ты что-то скрываешь от меня?

Нина посмотрела на него почти испуганно.

— С чего ты взял? Это я так, просто так... Пойдем домой. «Да над волнами, да над синими, да над скалами, между тучами, вьются чайки сизокрылые да над ивами, ох, плакучими...» Ты запиши их там, Яро.

— Зачем?

— А я послушаю и поплачу.

— Вот тебе и на! Тогда не запишу.

— Не все слезы с горя. Отец служил на флоте и вот с тех пор не мог спокойно слушать голоса чаек. Поведет меня, бывало, на днепровские кручи и слушает, слушает... Нет, говорит, у морской чайки сердце богаче.

Они уже подошли к дому Нины.

— А вон и твой воздыхатель, — сказал Ярош. — Тут как тут. Видимо, не зря уговариваешь меня ехать.

По улице прохаживался рыжеусый лейтенант