Политэкономию. В крайнем случае – ботанику. Мальчики и девочки там называются комсомольцами и комсомолками.

- А что, папочка, комсомолки не делают оральный секс?

- Как это не делают! – обиделся я за своих бывших соотечественниц. Ещё как делают!

Тут прямо над моей головой раздался внятный голос жены:

- А ты откуда знаешь, скотина?

Оказалось, что она вышла из кухни и теперь стояла рядом, вытирая руки об фартук и прислушиваясь к разговору.

- Нет, нет, я не знаю! – в страхе закричал я. – Просто хулиганы рассказывали. А также читал в книжках.

- В каких это, интересно, книжках? Уж не в уставе ли ВЛКСМ?

В этот момент, на моё счастье, в кухне что-то зашипело, забурлило, в гостиную потянуло гарью, и жена бросилась обратно.

- Лапонька, - сказал я дочке. – Давай лучше поговорим про что-нибудь ещё. Про литературу, например. Или про музыку.

- Давай, папочка. По литературе мы проходим Оскара Уайльда. Он был гомосексуалистом. А по музыке...

- Не надо про музыку, - сказал я, во-время вспомнив о Чайковском. – Ложись спать.

- Хорошо, папочка.

- Она двинулась к себе в спальню, но вдруг остановилась, осенённая какой-то новой мыслью. На её нежном детском челе пролегла мучительная морщина неразрешённой проблемы.

- Папочка, - сказала она. – Если в Советском Союзе не проходят секс, то как же они объясняют детям, откуда они взялись?

- Известно как. Что принёс аист. Или нашли в огороде.

- Но ведь это неправда! – Её наивные глаза раскрылись ещё шире. – Неужели они обманывают детей?

- Ах, деточка, - вздохнул я. – Если бы только детей!

- Какой ужас! Бедный мой папочка! – Она взяла меня за руку и соболезнующе заглянула мне в лицо. – Знешь, что? Если ты чего-нибудь не знаешь, ты спрашивай у меня. Не стесняйся.

- Хорошо, лапонька. Спасибо. Непременно. Спокойной ночи.

Мы расцеловались. Я пошёл принять валидол.