За несколько сольди наемники отдали его в руки французов, когда он, «смешавшись с конным эскадроном, шел в форме швейцарского солдата и с оружием по дороге». Французы схватили его и заключили в лионскую крепость. Он пытался бежать, его поймали и подвергли пытке. Перед смертью он написал прощальные слова на стене тюремной камеры. Король Франции, отныне также и властитель герцогства Миланского, приказал отслужить во всех церквах королевства заупокойную мессу. Папа Александр VI, Венеция и Флоренция последовали его примеру.

Леонардо с волнением следил за этими трагическими событиями.

«Управляющего замком французы взяли в плен» (скорее всего, речь идет о замке в Павии или Виджевано). «Висконти волокли по улицам города, сын его умер от горя» (имеется в виду друг Леонардо придворный поэт Гаспаре Висконти). «У да Розате отобрали все деньги» (речь идет об Амброджо да Розате, придворном астрологе, столь любившем число «17»). У людей отнимали имущество, сажали их в тюрьму. Виноградник Леонардо тоже конфисковали.

— Что стало с Джакомо Андреа, с Амброджо де Предисом, с братьями Марлиани? — тревожился Леонардо.

Вместо проблем всемирных ему пришлось заняться проблемами «частными», в его сердце снова проснулась тревога за судьбу Милана, неразрывно связанную с трагедией всей Италии.

Однажды Лука Пачоли сообщил:

— Моро схватили, когда тот пытался бежать из города, переодетый в форму швейцарского солдата и увезли во Францию.

Моро, невольный виновник вторжения Карла VIII в Италию, Моро, заигрывавший с турецким султаном и спровоцировавший Лигу на войну!

«Герцог потерял государство, все свое имущество и свободу...» — писал Леонардо в записной книжке. С болью вспомнив о модели коня, о строительстве купола собора, о каналах Навильо — все эти работы так и остались неоконченными — дописал:«И ни одно начинание герцога не было завершено».

 Моро с помощью швейцарских наемников удалось вернуться в Милан. Но вскоре швейцарцы его предали, и ему вновь пришлось бежать из города, переодетым в форму швейцарского солдата. Он был схвачен и увезен в плен.

Узнав об этих событиях, Леонардо решил возвратиться во Флоренцию.

Из Венеции во Флоренцию

Внезапно перед ним, в низине долины, возникла Флоренция — такая новая и такая родная, с ее башнями и церквами, с полноводной рекой Арно. Восемнадцать лет разлуки остались за перевалом, Леонардо кажется, будто он покинул Флоренцию лишь вчера, он узнает прежний яркий свет и цвета, вдыхает воздух родного дома.

Весна. Как и в тот день, когда вместе с молодым Заратустрой и Аттаванте он направился к Апеннинским горам. Тогда он ощущал себя наивным мечтателем, которого изгнали из города; сейчас он возвращался во Флоренцию «во всеоружии», увенчанный славой, уверенный в своем редком таланте и твердо решивший это доказать.

— Вот мы и дома, Салаи,— с улыбкой сказал Леонардо.

Салаи двадцать лет. Он на редкость красив и в таком городе, как Флоренция, произведет должное впечатление.

Весть о возвращении Леонардо разнеслась с молниеносной быстротой. Молодой монах-доминиканец Бартоломео ди Сан Марко пожелал тут же стать очередным учеником Леонардо. Художник Джулиано да Сангалло, который руководил сносом домов на виа делла Престанца, чтобы воздвигнуть дворец Пьеро Гонди, отыскал Леонардо и приветствовал его так же радостно, как прежде в Милане. Пришли и Филиппино Липпи, дописавший за Леонардо «Поклонение волхвов», и старые друзья по боттеге Верроккьо — Лоренцо ди Креди и Сандро Боттичелли; а также живописцы Перуджино и Лука Синьорелли.

Леонардо вновь встретился с друзьями, миниатюристами Аттаванте и Герардо, познакомился с молодыми художниками Франческо Граначчи, Андреа Контуччи, Якопо Поллайоло, Джулиано Буджардини, Баччо д'Аньоло.

Но вскоре все эти живописцы с досадой заметили, что Леонардо держал их на расстоянии, подавляя своими обширнейшими познаниями во всех областях.

— Это же не художник, а математик! — с горечью заявил юноша художник. Поэтому можно себе представить, какое впечатление произвел на них Леонардо, одетый более чем изысканно и обладавший куда большими познаниями, чем остальные. Все слушали его рассуждения раскрыв рот. Никто, даже ученые мужи, не осмеливался с ним спорить, когда он говорил о слепоте культуры, которая рабски повторяла сомнительные утверждения греческих философов либо догмы средневековых теологов.

Двадцать четвертого апреля Леонардо отправился в больницу Санта Мария Нуова, чтобы забрать пятьдесят из шестисот золотых дукатов, переданных банкиру в Милане.

Перед Леонардо встала проблема, как обеспечить себя и учеников, не прибегая больше к сбережениям. Выход нашелся.

«Братья сервиты заказали Филиппино Липпи работу над образом для главного алтаря монастыря Аннунциаты»,— рассказывает Вазари. Но не следует забывать, что прокуратором монастыря был сер Пьеро, отец Леонардо. Когда Леонардо заявил, что охотно выполнил бы эту работу, Филиппино Липпи, узнав об этом, будучи человеком благородным, от заказа отказался. Братья же сервиты, «дабы Леонардо образ алтарный написал, взяли его к себе в обитель, обеспечив содержание его и всех его домашних».

Вернувшись во Флоренцию, Леонардо сразу же отправился в банк больницы Санта Мария Нуова забрать пятьдесят золотых дукатов.

Во Флоренции он встретился с друзьями юности: Джулиано да Сангалло, Лоренцо ди Креди, Перуджино и Боттичелли, который стал ярым сторонником Савонаролы.

Сер Пьеро приобрел за это время в городе еще большее влияние, он сумел через настоятеля монастыря святой Аннунциаты устроить Леонардо заказ на написание образа для главного алтаря. Прежде эта работа была заказана Филиппино Липпи, но тот отказался в пользу Леонардо. Братья-сервиты взяли Леонардо и его учеников в свою обитель и обеспечили их содержание.

Священник Алессандро

О событиях во Флоренции и делах семейных Леонардо рассказал каноник Алессандро Амадори, брат покойной Альбиеры.

Приехав во Флоренцию, Леонардо первым делом записал: «Выяснить,