Litvek - онлайн библиотека >> Евгений Александрович Евтушенко >> Поэзия >> Братская ГЭС >> страница 3
землю. Волокли цемент.
Смеркалось вновь.
                  «Москвич» был весь росистый.
и ночь была звездами всклень полна,
а Галя доставала наш транзистор,
антенну выставляя из окна.
Антенна упиралась в мирозданье.
Шипел транзистор в Галиных руках.
Оттуда,
         не стыдясь перед звездами,
шла бодро ложь на стольких языках!
О, шар земной, не лги и не играй!
Ты сам страдаешь - больше лжи не надо!
Я с радостью отдам загробный рай,
чтоб на земле поменьше было ада!
Машина по ухабам бултыхалась.
(Дорожники, ну что ж вы, стервецы!)
Могло казаться, что вокруг был хаос,
но были в нем «начала» и «концы».
Была Россия -
               первая любовь
грядущего...
             И в ней, вовек нетленно,
запенивался Пушкин где-то вновь,
загустевал Толстой, рождался Ленин.
И, глядя в ночь звездастую, вперед,
я думал, что в спасительные звенья
связуются великие прозренья
и, может, лишь звена недостает...
Ну что же, мы живые.
                     Наш черед.

МОНОЛОГ ЕГИПЕТСКОЙ ПИРАМИДЫ

Я -
    египетская пирамида.
Я легендами перевита.
И писаки
         меня
              разглядывают,
и музеи
        меня
             раскрадывают,
и ученые возятся с лупами,
пыль пинцетами робко сколупывая,
и туристы,
           потея,
                  теснятся,
чтоб на фоне бессмертия сняться.
Отчего же пословицу древнюю
повторяют феллахи и птицы,
что боятся все люди
                    времени,
а оно -
        пирамид боится!
Люди, страх вековой укротите!
Стану доброй,
             только молю:
украдите,
          украдите,
                    украдите память мою!
Я вбираю в молчанье суровом
всю взрывную силу веков.
Кораблем космическим
                    с ревом
отрываюсь
           я
            от песков.
Я плыву марсианским таинством
над землей,
            над людьми-букашками,
лишь какой-то туристик болтается,
за меня зацепившись подтяжками.
Вижу я сквозь нейлонно-неоновое:
государства лишь внешне новы.
Все до ужаса в мире не новое -
тот же древний Египет -
                        увы!
Та же подлость в ее оголтении.
Те же тюрьмы -
               только модерные.
То же самое угнетение,
только более лицемерное.
Те же воры,
            жадюги,
                    сплетники,
торгаши...
           Переделать их!
                          Дудки!
Пирамиды недаром скептики.
Пирамиды -
           они не дуры.
Облака я углами раздвину
и прорежусь,
             как призрак, из них.
Ну-ка, сфинкс под названием Россия,
покажи свой таинственный лик!
Вновь знакомое вижу воочию -
лишь сугробы вместо песков.
Есть крестьяне,
                и есть рабочие,
и писцы -
          очень много писцов.
Есть чиновники,
                есть и армия.
Есть, наверное,
               свой фараон.
Вижу знамя какое-то...
                       Алое!
А, -
     я столько знавала знамен!
Вижу,
      здания новые грудятся,
вижу,
      горы встают на дыбы.
Вижу,
      трудятся...
                   Невидаль - трудятся!
Раньше тоже трудились рабы...
Слышу я -
          шумит первобытно
их
   тайгой называемый лес.
Вижу что-то...
               Никак, пирамида!
«Эй, ты кто?»
              «Я - Братская ГЭС».
«А, слыхала:
             ты первая в мире
и по мощности,
                и т.п.
Ты послушай меня,
                  пирамиду.
Кое-что расскажу я тебе.
Я, египетская пирамида,
как сестре, тебе душу открою.
Я дождями песка перемыта,
но еще не отмыта от крови.
Я бессмертна,
              но в мыслях безверье,
и внутри все кричит и рыдает.
Проклинаю любое бессмертье,
если смерти -
              его фундамент!
Помню я,
          как рабы со стонами
волокли под плетями и палками,
поднатужась,
             глыбу стотонную
по песку
         на полозьях пальмовых.
Встала глыба...
                Но в поисках выхода
им велели без всякой запинки
для полозьев ложбинки выкопать
и ложиться в эти ложбинки.
И ложились рабы в покорности
под полозья:
             так бог захотел...
Сразу двинулась глыба по скользкости
их раздавливаемых тел.
Жрец являлся...
                С ухмылкой пакостной
озирая рабов труды,
волосок, умащеньями пахнущий,
он выдергивал из бороды.
Самолично он плетью сек
и визжал:
          «Переделывать, гниды!» -
если вдруг проходил волосок
между глыбами пирамиды.
И -
    наискосок
в лоб или висок:
«Отдохнуть часок?
Хлеба хоть кусок?
Жрите песок!
Пейте сучий сок!
Чтоб - ни волосок!
Чтоб - ни волосок!»
А надсмотрщики жрали,
                      толстели
и плетьми свою песню свистели.

ПЕСНЯ НАДСМОТРЩИКОВ

Мы надсмотрщики,
мы -
     твои ножки,
                 трон.
При виде нас
             морщится
                      брезгливо
                                фараон.
А что он без нас?
Без наших глаз?
Без наших глоток?
Без наших плеток?