— Почему?

— Я не знаю, как тебе объяснить, но мне кажется, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Это моя картина, и мне нельзя ее кому-либо отдавать, — из глаз Карины полились слезы.

— Брось, это же всего-навсего рисунок! Ты можешь при желании еще подобное изобразить! — закатывая глаза, произнес Никита, но художница оставалась непреклонной, — Ладно. Тогда переезжай ко мне вместе с картиной.

— Зачем? — не поняла девушка, понимая смысла сделанного приятелем предложения. Ник снисходительно улыбнулся, кладя руки на ее плечи:

— Мне просто стало любопытно, чем все это закончится. Если верить фантастике, подобные твари рано или поздно вылезают из потустороннего мира, чтобы убить незадачливого владельца. Вот я заодно и проверю, насколько они правы.

— Это не шутки, Ник. Мне правда страшно. Еще вчера я искренне верила, что психически здорова. Сегодня утром, — что это проделки моего воображения. А сейчас мне кажется, что волк — не просто случайность. Да и насчет переезда надо подумать. Родители будут против, к тому же, мне не хочется тебя обременять.

— Не обременишь, можешь быть спокойна по этому поводу. Я только рад буду еще одному человеку в моем доме, кроме отражения в зеркале. А родители… Ты давно совершеннолетняя, взрослая женщина. Так что у тебя есть полное право жить там, где хочешь.

— Хорошо, Ник, — Карина последний раз всхлипнула, — я позвоню тебе, если решу погостить.

Парень неодобрительно пожал плечами, но настаивать не стал. И на том спасибо. Проводив его до выхода, художница попыталась улыбнуться, но лишь громко шмыгнула носом и отвернулась, так и не сказав Нику: "До свидания". В душе что-то тревожно зашевелилось, заворочалось холодным обломком камня, еще не согретым в теплых руках. А потом на плечи легла чья-то невесомая ладонь. Карина даже ойкнула от неожиданности, развернувшись кругом.

— И помни, ты все всегда можешь на меня положиться! — произнес друг, стоящий в проеме двери. И, повернувшись спиной, быстро исчез из ее дома.

— Возьму на заметку, — вяло подумала художница, одновременно почувствовав, как холодный камень уже не жжет своим льдом ее внутренности.

2.

Карина мрачно смотрела, как беспощадный дождь за окном хлещет по дорогам, деревьям и зданиям, неожиданно сильный и свирепый. Уже неделю она жила у Никиты, однако, вместо успокоения к ней все чаще приходила тревога. Рисунок на картине становился с каждым днем все отчетливее, все яснее. Волк завывал в ушах девушки все тоскливее. Несколько раз она просыпалась от кошмаров и не могла уснуть.

И дело было вовсе не в том странном звере, что появлялся в этих кошмарах, громко рычал, словно зовя Карину. Просто на этот раз она пошла ему на встречу. И сердце ее было переполнено не страхом, а радостью. Девушка до сих пор видела свой сон в мельчайших подробностях. И мрачную поляну, усаженную кривыми соснами, и темноту, перемежающуюся с ярким блеском луны. И громадного, подавляющего своей мощью и силой хищника, казавшегося в серебряных лучах отчего-то золотым.

Она очнулась от собственных судорожных всхлипываний и долго не могла прийти в себя. Просторная кровать казалась стала больше в разы, коридор — длиннее на километры. Девушка добралась до комнаты Ника и растолкала спящего парня. Он сонно протер глаза, прежде чем включить настольную лампу и обеспокоено поинтересовался:

— Что с тобой?

— Я не могу больше жить… — неожиданно поняла художница, — Если он не придет за мной, я не смогу так больше жить. Мне нужно счастье, яркое, как осенние листья, ласковое, как солнце… Мне нужна свобода. Я видела ее, во сне.

— Погоди, тебе опять снился кошмар? — еще не совсем придя в себя, уточнил парень. Карина лишь слабо кивнула.

— Скажи, ты видишь хоть какие-то изменения на картине? Что ты чувствуешь, скажи? — зачастила она срывающимся голосом.

— Пожалуй, волк… стал четче, — попытался соврать Никита.

— Что, что в нем изменилось?

— Ну, краска стала темнее.

— Нет! — вскричала девушка, вскакивая с кровати друга, — Это все не то! Скажи честно, что ты ничего не видишь, что ты просто обманываешь, жалеешь меня. Никита, я схожу с ума? Я ненормальная? Признайся, пожалуйста.

— Тебе надо отдохнуть, — мрачно глядя на метания подруги, произнес парень.

— Я не хочу отдыхать! Я не устала! Мне не нужна еда, сон, мне нужно счастье… свобода, воздух. Я задыхаюсь от этой проклятой весны, она душит меня, заставляет, словно крота зарыться в землю. Я хочу просто уйти от всего этого, хочу настоящего творчества, когда можно смеяться от счастья, а не мило улыбаться.

— Карина, это не нами придумано. В конце концов, тебя никто не заставляет заниматься пейзажами, ты можешь выбрать другой стиль. Займись, в конце концов, серьезной работой. Как говорит мой отец: "Все глупые мысли от безделья", — и я с ним полностью согласен. Стоить тебе начать работать и станет совсем не до того, чтобы вести философские беседы: жить или не жить.

— Я думала, ты меня поймешь, — с горечью произнесла Карина, — Но, видимо, ты такой же, как и все. Ты можешь спокойно находиться в своих условных рамках, держишься за них и боишься даже нос высунуть наружу. А может, просто не хочешь. Наверное, мне надо уехать.

— Погоди, Карина, — Никита вынырнул из-под одеяла, хватая подругу в охапку, — Так дела не делаются. Во-первых, тебя никто отсюда не выгоняет. Во-вторых, если ты думаешь, что своим возвращением домой ты улучшишь положение, то глубоко ошибаешься. Если тебе пришлось долго доказывать мне, что рисунок на твоем произведении меняется, почему ты считаешь, что твоим родителям или еще кому-то это сделать будет проще? А одна ты не сможешь сейчас оставаться. Тебе нужен кто-то, кто хотя бы выслушает тебя. Я не вижу изменений, но ведь их видишь ты. Я считаю, что если один человек способен увидеть птицу в облаке, а другой нет, это не значит, что вообще нельзя увидеть ее там. Если кто-то искренне верит в Бога или дьявола — это его право. Я — нет. Но это же не значит, что они не правы. А, может, как раз наоборот — Бог есть и есть дьявол, и ангелы с демонами. Я прошу тебя, Карина, подожди хотя бы пару дней, до выходных. Мне кажется, что этот мир способен еще преподнести свои сюрпризы.

Она согласилась и теперь сидела на подоконнике, мрачно вглядываясь в горизонт, закрытый ливнем, словно полупрозрачным занавесом. Капли барабанили по стеклу, где-то гремел гром, небо прорезалось короткими ветвистыми молниями. Девушку совершенно не тянуло смотреть на все это. Из-под деревянной, уже достаточно старой рамы нещадно дуло, и у Карины начала болеть спина. Сейчас бы она предпочла, что угодно, но только не сидеть здесь, глядя на