кувыркнувшись, врезался металлическим носом в кювет, около мертвых немцев, над которыми только что кружили вороны.

Через мгновение упал и часовой Иван Торопов.

А когда его подняли и доставили в медсанбат, оказалось, что он получил тридцать восемь пулевых ранений. Но он все еще жил.

— Попал я в него? — озабоченно спросил он.

— Попал.

— Куда? В какое место попал-то?

— В самую середку, как надо.

— Правду вы говорите?

— Правду.

— Ну, слава богу! — удовлетворенно сказал Иван Торопов и потом, напрягая все силы, медленно, с расстановкой добавил: — А я, однако, весь изболел душой. Думаю, неужели я в него не попаду? Ведь я не знаю, в какое слабое место у него целиться. Ведь я в самолеты-то ни разу, однако, не стрелял.

Он виновато улыбнулся, как бы испрашивая прощения за то, что в самолет он раньше никогда не стрелял, и с этой улыбкой умер.