волна эвакуации донесла на гребне своем до этого чудесного портового города. В то время ни команда катера во главе с лейтенантом Балашовым, ни сам Валька еще не знали, какой знаменательной будет эта встреча и как интересно иногда устраиваются судьбы людей.

Валька уже не обращал внимания на остальные корабли, не тянулся к знакомству с другими моряками. Люди первого встреченного им суденышка стали любы ему и казались самыми лучшими моряками. Боевой экипаж! Все были награждены орденами и медалями, и это еще больше пленило мальчишку.

Весь день черные глазенки мальчишки следили за пятеркой. Да, ему хотелось есть, заработать было негде. Валька сделал из консервной банки подобие котелка, достал алюминиевую ложку и приходил к катеру всегда точно к обеду. Его, безусловно, обижало бы получение обедов где-нибудь в другом месте, так как клянчить он не привык, сюда же он приходил охотно. Он чувствовал себя как бы членом их экипажа, к нему относились, как к равному, и никогда не попрекали куском хлеба. Он хотел поступить в школу юнг, размещенную на теплоходе, но там его не приняли. Валька даже обрадовался, что его не приняли. Ему хотелось быть все время вблизи «своего» экипажа. Однажды моряк с базы подплава, наблюдавший за мальчишкой, укорил Вальку: «Таскаешься, обжираешь ребят. С пяти человек сколько выгадаешь?» Валька решил больше не приходить к своим друзьям. На третий день его обнаружил на базаре боцман.

— Э-эх... ты... кашалот ты, кашалот... Куда пропал? Голодный ты, видать?

— Нет... не голодный... — гордо отвечал мальчишка, хотя третий день почти ничего не ел.

— По глазам вижу, сожрал бы целого дельфина. Пойдем со мной. Ты арестован по всем законам военного времени и осадного положения.

Свиридов устроил суд над беглецом в присутствии механика и моториста Сизова. Они выяснили причину отсутствия и поняли его. Их простые сердца немедленно поставили каждого из них на место мальчика и сделали вывод: Валька прав.

— Вот что, задарма мы тебя и в самом деле кормить не имеем права, — сказал механик. — Просто не имеем права. А вот если ты будешь нам помогать, тогда дело другое...

— Верно, — обрадовался Свиридов, догадавшийся, в чем дело. — Надо приспособить мальчишку.

— Вот что, Валька, — продолжал Полевой, — пойдем со мной. Я тебя как-нибудь приохочу к нашему делу.

Суд был окончен. Мальчишка пошел за механиком. Через несколько минут он был снабжен соляркой, ветошью и ему были указаны кое-какие детали на рубке, медяшки и кнехты, которые он должен подраить. Мальчишка ретиво принялся за порученную ему работу. Теперь, когда склянки пробили двенадцать, он с легким сердцем мог съесть свой обед.

Так продолжалось еще несколько дней, а потом ремонт был окончен, и катер должен был уходить в Хопи, где была стоянка их дивизиона. Перед отплытием команда посовещалась — что делать с мальчишкой. Валька сидел на берегу, печально подперев щеки кулачками. Шахтерская шляпа уже была сменена бескозыркой. Паренек окреп, загорел, очистился от дорожной грязи, постриг свои вихры. Он приблизился теперь к ним, к морякам, а не к берегу, где шумел базар. Туда уйдет мальчишка, и там его просто затолкают, ведь не случайно именно там нашел его боцман.

— Что я могу сделать, — лейтенант развел руками, — куда мы его приткнем?

— Найдем куда, — сказал моторист Белошапка, — мы его возьмем вниз, к себе.

— Сами не повернетесь. Нашли линкор!

— Повернемся, товарищ командир, — попросил Свиридов, — жаль мальчишку. Ишь как глядит на нас. Отца-то убили на фронте, товарищ командир.

— Верно, отца убили, — заметил со вздохом Сизов. — Куда ему, сироте...

— Надо спросить начальство в Хопи, — сказал лейтенант, — может, разрешат они его нам взять как воспитанника. Вон на «Незаможнике» и то есть воспитанники...

Лейтенант говорил так больше для того, чтобы убедить себя. Он знал, что «Незаможник» им не ровня: как-никак эсминец. Но не хотелось бросать мальчишку. Не верилось, что они отойдут от стенки и там останется этот мальчонка с грустными глазами.

— Возьмем его, — решил лейтенант.

Свиридов перемахнул на берег, подхватил мальчишку на руки и поставил его на палубу.

— Идешь с нами, кашалот. Скажи спасибо товарищу командиру. Валька вытянулся перед командиром:

— Благодарю вас, товарищ командир.

— А ну тебя, шкерт... Попадет мне за тебя, Валька!

Катер зарокотал, как самолет. Ничего не было слышно. Выйдя в бухту, катер повернул на север и ринулся по волнам. Валька, ухватившись за поручни, сжался в комок. Его трясло, бросало, он чуть-чуть не прошиб себе висок одной из тех медяшек, которые ему приходилось драить. Стены воды проносились мимо него. Иногда мальчишке казалось — катер ввинтится в воду и пойдет на глубине, как подводная лодка; иногда думалось — вот-вот взовьется в воздух. Мальчишка гордился своим первым морским путешествием, но никогда не думал, чтобы оно было таким стремительным и беспокойным.

Если так лететь, можно, пожалуй, за день несколько раз окружить Черное море. Вскоре волны стали меньше, рев моторов как будто ослабел и сразу потух, и, немного подпрыгивая, как будто с кочки на кочку, катер подошел к пристани в небольшой бухте, так же пленительно обвязанной горами, синими от весенних испарений, и тропическими деревьями.

...Командир бригады вызвал к себе командира торпедного катера.

— Насчет Вальки, — сообразил лейтенант. — Доложил начдиву, а он сам не мог решить, конечно... Ну, Валька, за твоей судьбой отправился, молись богу, чтобы все было хорошо.

Командир бригады и начальник политотдела пожурили лейтенанта за опрометчивость. Балашев горячо доказывал, что мальчишка хороший, что его жалко бросать — испортится в портовом городе, что он привык к ним, а они к нему. Сказал о гибели на фронте отца мальчика, о том, что он из Артемовска, как будто это имело какое-нибудь значение. Горячая убежденность лейтенанта несколько смягчила начальство. Балашев был хорошим боевым офицером.

— Нет таких традиций, чтобы брать воспитанников на катер, — сказал командир бригады. — Ну, другое дело — на крейсер, эсминец. А если мы разведем воспитанников на мелких боевых кораблях...

— Как исключение, товарищ командир.

— Катер и так по горло озабочен делами, а тут мальчишка. Он вас свяжет по рукам и ногам. А если, к примеру, ранят его? Тринадцать лет мальчишке!

— Постараемся его сохранить, товарищ