подошел к ней, приблизил лицо на расстояние нескольких дюймов и решительно ткнул пальцем ей в лоб. Женщина взвизгнула. Испуганно взмахнула рукой и ухватилась за его руку. И вдруг они оба захохотали, громко и безудержно.

Далай Лама всегда, с самого детства, был не прочь поозорничать. И даже теперь, на седьмом десятке лет, в этом смысле он ничуть не изменился. Путешествуя с ним, я не раз наблюдал, как весело и непринужденно он ведет себя в любой ситуации.

Сегодня в глазах мира Далай Лама — всенародный кумир. Тот факт, что он светский и духовный глава тибетцев и самый узнаваемый символ буддизма, имеет для публики меньшую важность. Отношение к нему на Западе — нечто среднее между восхищением суперзвездой-аскетом и умилением симпатичной пандой. В 2003 году он прибыл в НьюЙорк, чтобы в течение четырех дней давать учение в переполненном «Театре Звезды» (Beacon Theatre). Навес над входом украшала светящаяся надпись: «Сегодня: Далай Лама. Скоро: «Твистед Систер» и «Хот Тьюн»^[1].

На следующий день после окончания лекций Далай Лама выступал в Центральном парке. Погода была ясная, и Ист-Медоу заполнили и его восторженные почитатели, занятые духовными поисками, и просто любопытные. Для выступления Далай Ламы соорудили огромный помост, а по обеим сторонам его установили гигантские видеотроны. Тем, кому не хватило места на покрытых травой лужайках, пришлось смотреть из-за деревьев сквозь плотную листву. Позднее писали, что на это «событие сезона» съехалось около 100 000 человек. Что-то вроде мини-Вудстока^[2], организованного актером Ричардом Гиром. Лишь Билли Грехему^[3] и Папе Римскому удавалось собрать в Центральном парке не меньшее количество людей.

В тот день Далай Лама был в хорошей форме. Стоя всего лишь в нескольких футах позади него, я ощущал, как будоражит его эта огромная толпа. Сам он, как обычно, вел себя смиренно, его юмор был мягким, а смех — сердечным. Не заглядывая в записи, он сказал:

— Часть из вас пришла сюда, питая вполне определенные надежды. Вы думали, что Далай Лама, лауреат Нобелевской премии мира, сообщит вам некую захватывающую информацию или скажет что-то особенное. Но нет! Мне нечего предложить вам, разве что всякий вздор, вздор и еще раз вздор.

Потом он обратился к своей любимой теме:

— Мы должны приложить все усилия, чтобы взаимная привязанность между людьми стала крепче. Если мы выступаем против насилия и войны, то должны показать, что есть и другой путь — путь ненасилия. Представьте себе человечество в целом. Сегодняшняя действительность такова: весь мир подобен единому телу. Последствия случившегося в каком-нибудь отдаленном месте докатываются до тех мест, где живете вы. Видя в своем соседе врага и уничтожая его, по существу, вы уничтожаете самих себя. Наше будущее зависит от нашего глобального благополучия.

В этот момент все внимание толпы сосредоточилось на Далай Ламе. А тибетский фотограф, явно благоговеющий перед ним, шепнул мне:

— Ему не нужен телепромтер^[4]. Он живой пример мудрости — мудрости, полностью соответствующей потребностям сегодняшнего мира.

Мне было интересно, задумывался ли когда-нибудь Далай Лама над тем, почему люди так тянутся к нему. И однажды я спросил его об этом.

— Позвольте задать вам глупый вопрос. — Глава Тибета сидел, как обычно скрестив ноги, в кресле, стоящем в углу зала для приемов резиденции в Дхарамсале. — Почему вы так популярны? Что неодолимо притягивает к вам стольких людей?

Обдумывая ответ, Далай Лама застыл в неподвижности. Он не отшутился, хотя я прекрасно понимал, что он вполне мог бы.

Наконец он заговорил:

— Не думаю, что я — воплощение сплошных достоинств. Ну, что-то хорошее во мне есть. У меня позитивное мышление. Иногда, конечно, я слегка раздражаюсь. Но в душе я никого не обвиняю, никогда ни о ком плохо не думаю. Наоборот, я пытаюсь лучше понять других. Уверен, другие важнее меня. Может быть, меня любят за доброе сердце. Но, думаю, поначалу люди просто испытывают любопытство. Хотя, возможно... Обычно, когда я встречаю кого-то впервые, этот кто-то для меня — не незнакомец. Я всегда чувствую: это просто другое человеческое существо. Ничего особенного. Такой же, как я.

Он потер пальцами щеки и продолжал:

— Под этой кожей то же естество, те же самые желания и эмоции. Я всегда стараюсь внушить другим ощущение счастья. И в итоге многие говорят обо мне что-нибудь хорошее. Хотя гораздо больше людей приходят просто потому, что их привлекает моя известность, — это вполне возможно.

Английский язык Далай Ламы своеобразен. Вначале, когда наша совместная работа над книгой только начиналась, мне было сложно понимать его; иногда он говорил настолько загадочно, что я терялся. Но в конце концов я привык к его манере изложения и теперь был совершенно очарован его обаянием и непосредственностью.

— Иногда люди, — сказал я, — даже не слыша ваших слов, всего лишь глядя на вас, испытывают душевное волнение. Почему?

— Я как-то обратил внимание на некоего певца или, может быть, актера, — ответил Далай Лама. — Когда он появлялся, люди чуть ли не рыдали, прыгали и кричали. Очень похоже.

И он подпрыгнул в кресле и несколько раз хлопнул в ладоши.

— Вы — как рок-звезда? — переспросил я.

— Да, — легко и спокойно согласился Далай Лама. — Но могут быть и другие причины. Мы верим в перевоплощения. Так что, возможно, тут дело в некой кармической связи, в чем-то более таинственном. — Он нахмурился, и взгляд его устремился вдаль. Мне показалось, он сам пытается разобраться в этом более тонком обосновании своей харизмы.

Он снял мантию и заново завернулся в нее.

—  Так  вот,  об  этом  таинственном  уровне.  Например,  у  некоторых  людей  появляются странные мечты, и, воплощаясь, мечты открывают перед ними новое будущее, новую жизнь, новые связи с другими людьми. — Он указал на меня. — Вот ваш случай. Каким-то образом нечто нежданно-негаданно привело вас сюда. То похищение в Афганистане. Не случись его, вы никогда бы здесь не оказались. И вы бы не познакомились со мною и вообще с тибетцами. Так что, я уверен, на все есть свои причины и обстоятельства. С точки зрения буддиста, могут существовать кармические связи, тянущиеся из прошлых жизней. Возможно, именно благодаря им множество людей сегодня ощущают тесную связь со мной.

Кстати, о «том похищении в Афганистане». В 1971 году, окончив колледж, я купил в Утрехте «фольксваген-кампер» и решил проехаться из Голландии в Индию. Я пересек Турцию и Иран и сделал полугодичную остановку в Афганистане — в этом прибежище добровольных маргиналов и потенциальных авантюристов.

И как раз тогда, когда эта «остановка»