пирожника по щекам хлещет.

Берёт эта девчонка Анну Ярославну левой рукой за руку и говорит:

— Бежим скорей, пока он не опомнился и сам нас не отколотил.

Взявшись за руки, они побежали. А рыба такая большая, хвост за ней по пыли тащится.

Вот бегут они вниз с горки, а ветер им в спину дует, подгоняет, несёт их, будто на ковре-самолёте летят. Задохнулись, остановились у самого у днепровского берега. Тут девчонка спрашивает:

— Как тебя зовут?

А Анна Ярославна побоялась ей открыться, своё отчество назвать, как бы девчонка не подняла крик, не собрала людей, не отвели бы её обратно в светёлку. Она и говорит:

— Зовут меня Анка.

— А меня — Аниска. Давай дружить!

— Давай, — говорит Анна Ярославна. — Ты мне, может быть, жизнь спасла, он мне чуть не отвертел палец. Я тебя вовек не забуду. — И, степенно поклонившись, сказала: — Спасибо тебе!

— Неначем, — ответила Аниска и тоже поклонилась. — А ты лучше иди к нам в гости. Я рыбу выпотрошу, сварю уху, угощу тебя…

Вот идут они берегом, Аниска и говорит:

— Какое на тебе платье хорошее.

Анна Ярославна смутилась и отвечает:

— Это мне подарили. Ты не смотри. Оно старое, плохое.

Вот они идут, а навстречу им выбегают семеро мальчиков, мал мала меньше, все на одно лицо, бегут и кричат:

— Я воды натаскал.

— Я в котёл налил.

Я хворост наломал.

— Я в печку положил.

— Я печку затопил.

— А что мы в котле варить будем?

Смутилась Анна Ярославна, подумала: «А вдруг это ведьмины дети и сунут меня в котёл?» А Аниска говорит:

— Это мои братцы: Ивашка, Евлашка, Ерошка, Епишка, Алёшка и Гришка и младшенький Пантелеймонушка. Семеро братиков, а я им одна сестра. Матери у нас нет. Я за нее.

— У меня тоже четыре брата, такие сильные, они за меня всегда заступятся, — сказала Анна Ярославна. — И ещё у меня две сестры.

Ох, как мне хочется сестру, — сказала Аниска и вздохнула.

— Ничего хорошего тут нет. Старшая сестра нос задирает, что она взрослая, не хочет со мной играть. А младшая пристаёт, хочет, чтобы я с ней играла, так надоела!

Тут подошли они к Анискиному жилью — не то избушка, не то погребушка, а похоже, будто крот себе норку вырыл и холмик насыпал. Однако же дверь есть, отворена, и ступеньки уходят вниз.

Братья горошком покатились с лесенки, Анна Ярославна спускается осторожно — сперва носочком нащупает ступеньку, а потом уж на пятку обопрётся. Аниска сзади идёт, предупреждает:

— Не сковырнись!

Спустились благополучно.

Аниска говорит:

— Садись, гостья будешь.

Села Анна Ярославна на лавочку, ручки сложила. Семеро братиков стоят кругом, смотрят на неё, а Аниска рыбу чистит.

Оглянулась Анна Ярославна, всё ей любопытно.

— Это что за камни у печки лежат?

Аниска отвечает:

— Это жерновки.

— А зачем жерновки?

— А зерно молоть.

— А зачем молоть?

— А чтобы мука стала.

— А зачем мука?

— Хлебушко печь.

Задумалась Анна Ярославна, опять спрашивает:

— А пироги из муки?

— И пироги, и блины, и оладушки.

— Вот чудеса!

Тут братцы не выдержали.

— Ой! — сказал Ивашка и фыркнул.

Какая ты! — сказали Евлашка и Ерошка и захохотали.

— Дурочка! — пискнул Пантелеймонушка и так и залился смехом.

Анна Ярославна смеётся, Аниска смеётся, все смеются-покатываются, удержаться нельзя.

Вдруг входит в избу рябая курочка. Поклонилась, лапкой шаркнула и закудахтала.

Ивашка говорит:

— Это она сказала, что снесла яйцо.

Рябая курочка опять прокудахтала.

Евлашка говорит:

— Это она сказала, что яйцо большое.

Анна Ярославна удивилась и спрашивает:

— Откуда вы знаете, что она сказала?

Я в самую полночь, в грозу, горькую травку съел, — ответил Ивашка. — Я теперь понимаю птичий язык.

— И я травку съел, — сказал Ерошка. — И я понимаю.

А младшенький Пантелеймонушка надул щёки и пропищал:

— И я съел. Я понимаю.

Вот они побежали искать яйцо. А рябая курочка ходит вокруг и кудахчет.

— Она говорит — яйцо под сараем.

Ищут под сараем, руки землёй перемазали, нет яйца.

— Она говорит — возле колодца.

Ищут возле колодца, руки крапивой обстрекали, нет яйца А маленький Пантелеймонушка присел подле кустика травы, пошарил пальчиками и говорит:

— Вот оно — яйцо!

Тут все взялись за руки, завели вокруг Пантелеймонушки хоровод и запели:

— Отец идёт! — закричал Епишка, и все побежали встречать его, а Анна Ярославна отошла в сторону—не мешать бы встрече.

Отец даже не здоровается, такие у него новости. Он руками машет, рассказывает:

— Случилось в городе невиданное, неслыханное, небывалое. Среди бела дня пропала княжья дочка. Только что здесь была, и нет её. Пало подозренье на мамок-нянек — нет ли среди них злой колдуньи, которая опоила княжну зельем или извела наговором, так что та вмиг растаяла и исчезла. Теперь нянек-мамок бросили в яму, будут их пытать, пока не сознаются. А по всему городу глашатаи выкликают — кто найдёт княжну, тому большая награда.

Тут Аниска пристально посмотрела на Анну Ярославну, а та замигала глазами, прижала палец к губам — молчи, мол, если догадалась.

— Вот бы нам найти княжну, — говорит отец. — Получить бы награду. Я бы тогда новую лопату купил да ребятам по прянику.

Аниска опять посмотрела на Анну Ярославну, а та нахмурилась, ногой топнула — молчи!

Аниска опустила глаза, молчит, а маленький Пантелеймонушка дёргает отца за рубаху и пищит:

— У нас гостья!

Посмотрел отец, увидел Анну Ярославну. Она стоит, вся пунцовая от волнения. Платье на ней по зелёному полю золотыми травами, алая шапочка опушена соболем, на пальце перстенёк. Уж если это не княжна, так какие же они бывают.

Подошёл отец, хотел её взять за руку, домой отвести, а она упирается, кусаться вздумала.

Аниска плачет:

— Да это же Анка, моя подружка. Не трожь её!

Изловчился отец, поднял Анну Ярославну, понёс. Хорошо, что уж вечер настал, никто им на улицах не встретился, не увидел, как несёт мужик на руках княжну, а она брыкается, царапает ему лицо и верещит, как поросёнок.

Наконец она устала кричать и биться, нахмурила брови и говорит тихим голосом:

— А вот я на тебя князю-батюшке пожалуюсь. Знаешь, что он с тобой сделает?

— Не знаю, — говорит Анискин отец, а у самого мурашки по спине пробежали.

— Не знаешь? — говорит Анна Ярославна. — А вот