вопрос, Горбач, позволь мне ответить, — произнес вдруг чей-то негромкий голос.

— Учитель! — воскликнул Владигор, бросаясь к чародею, будто прямо из воздуха возникшему на пороге горницы.— Хвала Перуну, который привел тебя в Ладор в столь счастливый для нас день!

— День воистину славный, — согласился Белун. Все, знавшие о существовании великого чародея только по чужим рассказам, поняли, кто стоит перед ними, и растерялись. Высокий, статный, седобородый, облаченный в снежно-белую хламиду, прошитую серебряными и золотыми нитями, богато украшенную жемчужным орнаментом, старик одним своим видом внушал окружающим благоговейное почтение и необъяснимую робость.

Зная, какое впечатление производит на всех, кто видит его впервые, чародей не стал спешить с разговором. Нужно дать людям хоть немного времени привести свои мысли и чувства в порядок. Он подошел к Чуче, которого по настоянию княжны уложили в кровать, ощупал его раненое плечо и что-то пробормотал себе под нос. Потом заверил подземелыцика:

— Через три дня заживет. Но рубец, конечно, останется.

Связанного и оставленного валяться на полу Климогу, который давно очнулся и в испуге таращил глаза (похоже, он был очень близок к умопомешательству), чародей не удостоил даже взглядом. Небрежно щелкнул над ним пальцами — и Климога одеревенел.

— Пусть пока бревном побудет,— объяснил Белун свой жест.

И так бесхитростно прозвучало его объяснение, так не вязалось оно с величественным обликом чародея, что все невольно заулыбались. Даже в глазах Горбача растаял холодный лед настороженности.

Белун между тем вернулся к его словам о борейцах, спешащих к Ладору:

— Вы, друзья, можете не бояться осады — очень скоро наемники повернут назад. Чего ради им терять свои жизни в битвах с восставшими синегорцами? Кто оплатит их кровь и увечья? Ведь не Климога же, за которого нынче никто и медяшки не даст. Сейчас Зарема, давняя моя подруга, с их сотниками толкует, про тебя, князь Владигор, и про тысячное войско твое рассказывает. Так что, думаю, уже на рассвете заторопятся они восвояси, за Венедское море, покуда Комар и Мозынь не взбунтовались, прознав о свержении ненавистного Климога…

— А что же Черный колдун? — спросил Горбач.— Он разве не способен убедить борейцев продолжить поход на стольный город? Они Ареса зачастую выше Климога ставили. Коли прикажет — послушаются.

— Не прикажет,— уверенно ответил Белун.— Сейчас он уже далече, и заботы у него совсем иные… Однако ты прав, сотник, остерегаясь Черного колдуна. Он очень опасен. Дракон, который унес его из Ладора, это ведь сам Триглав-Злыдень. И неспроста, конечно, господин слугу своего спасал. Знать, пересекутся еще пути Владигора и Ареса.

После этих слов Учителя взгляд Владигора стал серьезным и жестким. Он положил крепкую ладонь на рукоять меча и расправил плечи, словно показывал, что в любое время готов сразиться с врагом.

— Впрочем, — добавил чародей, — мы успеем обсудить это позже. А теперь, Владигор, не пора ли тебе выйти к людям? Они хотят увидеть своего законного князя, наконец-то вернувшегося в Ладор после долгих скитаний. Ждут искренних и мудрых слов, которые укрепят их веру в тебя, в то, что княжить будешь справедливо — по Правде и Совести.

Когда все пятеро (кроме Чучи, из-за глубокой раны потерявшего много сил, а потому оставленного в постели) вышли на высокое крыльцо Княжеского дворца, люди на площади в едином порыве вскинули над головами оружие и радостно закричали, славя молодого князя.

Владигор на несколько мгновений опешил. Он не ожидал столь бурной встречи, не был готов произносить, как выразился Белун, «мудрые слова», да и вообще не чувствовал себя достойным той славы, которую воздавал ему ликующий народ.

Чародей, понимая состояние молодого князя, положил руку ему на плечо и тихо сказал:

— Взгляни-ка на небо, мой мальчик…

Владигор поднял глаза. Небосвод над городом был чист и прозрачен. Лучи закатного солнца пронизывали его, окрашивая воздушную лазурь легкой золотистой дымкой. Насколько хватало взора — ни тучки, ни облака. Но там, где устремлялась в небо высокая и гордая Княжеская башня, Владигор увидел яркий блеск алых зарниц. Беззвучные и мимолетные посланцы Перуна, они вспыхивали над освобожденным Ладором, будто подавали синегорскому князю добрый знак. Или предупреждали о чем-то? Как знать…

Владигор вдохнул полной грудью пьянящий воздух родной земли. Вновь окинул взглядом неожиданно притихшую площадь, увидел сотни внимательных глаз, устремленных на него с надеждой и верой. И тогда, не сказав ни слова, в пояс поклонился своему великому народу.

28 декабря 1995 г. Санкт-Петербург