коллег, включая и его компаньона, ставили это под вопрос.

«Это надувательство», — вырвалось у Чейни. «Это видно по его лицу. Старый трюк».

Его помощник, Пит Джакоби, сказал: «Мне вспомнился трюк, где девочка в роли героини сбросила с себя одежду, меж тем как паренёк играл на трубе».

Чейни в нетерпении зажестикулировал. «Тогда вспомните дам, которые по обыкновению играли на фортепьяно в немом кино. Или тех, кто нёс сентиментальный вздор на органе во время мыльных опер по радио».

Джакоби посмотрел на него с широко открытыми глазами. «Папочка, ты хочешь сказать, что они это делали тогда, когда ты был ещё ребенком?» — спросил он фальцетом.

«Хоть сейчас ты можешь быть серьёзным? По-моему у нас здесь не комедия», — произнёс Чейни.

«Всё очень просто. У нас здесь шизик.»

«Нет», — произнес Чейни, нажав снова одной рукой клавишу перемотки в видеомагнитофоне, а другой прикурил новую сигарету. «Мы приобрели опытного актёра, обезумевшего до бешенства, потому что парень в суфлёрке пропустил его реплику». Он сделал глубокомысленную паузу и добавил: «Боже. Джонни делает это постоянно. И если бы тот парень, как предполагалось, пропустил его реплику, я думаю, он выглядел бы так же».

К тому времени это уже не имело никакого значение. У незнакомца, который не был Джонни Карсоном, было время, чтобы прийти в себя, посмотреть на изумленного Эда Макмахона и сказать: «Сегодня, должно быть, полная луна, как вы думаете?» Это было всё, что он успел сказать до того, как пришли из службы безопасности ЭН-БИ-СИ и схватили его.

«Эй! Вы что думаете, что Вы…»

Но к этому времени они уже его утащили.

В аппаратной студии C воцарилась мёртвая тишина. На мониторах, направленных на зрителей, воцарилась та же тишина. Четвёртая камера подъехала вплотную к зрителям и показала сто пятьдесят ошеломленных, безмолвных лиц. Вторая камера, державшая в кадре Эда Макмахона, показала человека, совершенно сбитого с толку.

Режиссер вынул из своего нагрудного кармана пачку сигарет Уинстон, вынул одну, взял в рот, снова вынул и перевернул так, что фильтр оказался с обратной стороны, и резко перекусил её пополам. Отбросил половину с фильтром в одну сторону, а вторую половинку без фильтра выплюнул в другую.

«Принеси из библиотеки шоу с Риклами» — сказал он. «Нет, Джоаны Риверс. И если я увижу Тоти Филдс, то кое-кого ждёт увольнение». После этого он вышел, опустив голову. Выходя из аппаратной, он с такой силой пхнул стул, что тот ударился о стену, и, отскочив, чуть ли не раздробил череп белолицего молодого специалиста из USC, упав рядом с ним.

Кто-то низким голосом сказал юноше: «Не волнуйся; в такой манере Фред совершает благородное харакири».

Мужчину, который действительно не был Джонни Карсоном, увезли в полицейский участок Бурбанка. По дороге он громко орал не об адвокате, а о целой группе адвокатов. В Бурбанке, как и в Беверли Хиллс и в Голливуде, есть отделение полиции, которое известно просто как «особая служба безопасности». Оно занимается многочисленными аспектами порой безумного мира правоохранительных органов Тинсел Тауна. Полицейские его не любят, полицейские его не уважают…, но зависят. Правило первое. Никогда не плюй в колодец, из которого пьёшь.

«Особой службе безопасности» приписывалось препровождать туда сбитую с ног кинозвезду, чья последняя картина собрала семьдесят миллионов долларов; место, куда можно было доставить избитую жену очень влиятельного продюсера; именно туда и отвезли человека с темными вьющимися волосами.

Мужчина, вышедший на сцену студии С вместо Джонни Карсона вечером 29-ого ноября, назвался Эдом Паладином, и сказал он это так, будто ожидал, что услышав его имя, все упадут к его ногам, а, может быть, просто преклонят колена. Это подтверждалось его калифорнийскими водительскими правами, медицинской карточкой страхового общества, и клубными карточками Амекс и Динер.

Его путешествие из студии C завершилось, по крайней мере, на данный момент, в одной из комнат «особой службы безопасности» Бурбанка. Комната была облицована панелями из крепкого пластика, почти напоминавшего красное дерево, и снабжена низкой, круглой кушеткой и сделанными со вкусом стульями. На покрытом стеклом кофейном столике лежала пачка сигарет Данхилс, и журналы Фортунь, Варьете, Вог, Билборд и GQ. Ковер, покрывавший весь пол, только выглядел пушистым, а на верхней крышке широкоэкранного телевизора лежала программа для кабельных каналов. У одной стены стоял запертый бар, а на другой висела очень красивая картина Джексона Поллока. Однако стены были из пробкового дерева, а зеркало над баром было настолько узким и настолько блестящим, что не могло быть ни чем другим, нежели куском прозрачного только с одной стороны стекла.

Человек, назвавшийся Эдом Паладином, всунул руки в карманы своей слишком яркой спортивной куртки, посмотрел с отвращением на окружающих, и произнёс: «Комната для допросов, как бы её по-другому не называли, всегда останется комнатой для допросов».

Ричард Чейни, детектив первого ранга, в течение секунды спокойно всматривался в него. После этого он заговорил. Именно из-за своего мягкого и вежливого голоса он заработал полушутливое прозвище «Детектив по звёздам». Отчасти, причиной того, что разговаривал он именно так, являлась его искренняя любовь и уважение к артистам. С другой же стороны он им не доверял. Наверное, они и сами не знают, когда лгут.

«Будьте любезны, г. Паладин, ответьте нам, как Вы оказались на съёмочной площадки сегодняшнего шоу, и где Джонни Карсон?»

«А кто это — Джонни Карсон?»

Пит Джакоби, хотевший, когда вырастит стать Енни Янгмэном — как полагал Чейни — бросил на Чейни сдержанный взгляд. Затем он вновь обернулся к Эдварду Паладину и сказал, «Джонни Карсон это тот парень, который является также вместе с тем и г. Эддом. Вы знаете говорящую лошадь? Хочу сказать, что г. Эда, знаменитую говорящую лошадь, знают многие, но ужасно много людей не знают, что он ездил в Женеву, чтобы сделать себе операцию по смене пола и по возвращении он стал…»

Чейни часто позволял Джакоби поразглагольствовать. (Чейни помнил один случай, когда Джакоби защищал одного мужчину, которого обвинили в том, что он до смерти избил жену и маленького сына. После подписания признание, на основании которого этого мерзавца поместили в тюрьму на всё оставшуюся жизнь, он так рассмеялся, что слёзы потекли по его щекам. Слёзы радости, но не сожаления). Но сегодня он этого делать не собирался. Он не хотел, чтобы у Джакоби пошёл пар из задницы; а он это чувствовал, тот уже закипал. Соображал Пит не очень быстро, возможно именно поэтому ему и не светит стать