Достоевский Федор Михайлович Письма (1876)

1876.

602. H. П. ВАГНЕРУ 2 января 1876. Петербург

2 января/75. (1)

Многоуважаемый Николай Петрович, от всего сердца благодарю Вас за Ваш привет и за поздравление с Новым годом мне и жене моей. Поздравляю Вас и супругу Вашу, желаю всего лучшего (ибо к чему же стремиться человеку, как не к лучшему!) и да хранит бог Вашу дорогую Вам семью. Мы еще мало знакомы, а я уже видел от Вас много теплого, и поверьте, что ценю это.

В доме у меня до сих пор плохо. Болен Федя скарлатиной с тифом вот уже 4 недели, а теперь ему опять хуже. Но перенесет еще несколько дней, и если не беда - то несомненно ему будет лучше, так как болезнь эта имеет свои строгие законы развития. Но только б не случилось беды! За другого же ребенка (за Лилю) я не беспокоюсь: скарлатина была из очень легких. Анна Григорьевна теперь почти здорова, но страшно устала и расстроена нервами, должно быть, и я тоже.

Ваше известие об интересном госте из Англии прочел с большим удовольствием - и авось к тому времени я уже смогу выйти к людям. (Семейным; не семейных я и теперь посещаю).

"Дневник писателя" будет, что будет. Когда выйдет - непременно Вам пришлю №. А теперь так расстроен, что даже и заниматься "Дневником" не в силах. До свидания. Крепко жму Вам руку. Глубокий мой привет Вашей супруге, а моя Вам кланяется.

Весь Ваш Ф. Достоевский.

Р. S. Одна большая просьба. Если приедет гость еще прежде, чем я буду у Вас или извещу Вас о себе, то черкните мне только два слова, что он приехал.

Д<остоевский>.

(1) описка, следует: 76.

603. H. П. ВАГНЕРУ 7 января 1876. Петербург

7 января/76.

Многоуважаемый Николай Петрович,

Я не ответил Вам сию минуту на добрейшее и полное сочувствия письмо Ваше, но я ждал окончательного решения судьбы, и теперь вижу и, кажется, знаю, что бог нас помиловал: мальчик вдруг, среди ночи, повеселел, встал в своей кроватке, спросил есть, начал с нами разговаривать и смеяться; и вот с тех пор уже более суток просит есть с жадностию и потом спит по 8 часов сряду. И хоть симптомы продолжаются, но на исходе, и доктор не нарадуется и отвечает за жизнь безусловно. Что же до девочки, то она давно уже ходит и играет по всем комнатам. Одним словом, мы вздохнули...

604. П. А. ИСАЕВУ 7 января 1876. Петербург

Петербург. 7 января 76

Любезнейший Павел Александрович, я посылаю тебе просимые 30 р<ублей>. Ты так подробно описал свою болезнь, что теперь полагаю, конечно, уже здоров. Тришины говорили мне, что ты и в октябре пролежал две недели. С новым годом желаю тебе побольше счастья и получше здоровья.

Ты пишешь, что писал ко мне два письма. Я ни одного не получал, да и признаюсь тебе, это даже невероятно: почему всякое письмо ко мне доходит, а твои два ко мне не дошли?

Еще скажу тебе, Павел Александрович, что посылаю тебе из последних моих денег. Кончив работу и выбрав за нее всё, я (1) к настоящей минуте почти без гроша. Я никакого журнала не издаю, я хотел бы издавать сочинение и, не имея к тому средств, думаю издать по подписке. Но подписка только что объявлена, и совсем неизвестно, (2) окуплю ли я не только труд мой, но даже издание?

Вот почему, посылая тебе 30 р<ублей>, отымаю у несчастных детей моих. Я знаю, что скоро умру, а когда они останутся без меня, то ни одна рука не подаст им гроша. Я же продолжал до сих пор платить старые долги по журналу и еще месяц тому назад заплатил 1100 р<ублей> Евг<ению> Печаткину, за поставленную на журнал десять лет назад бумагу, по документам, принятым мною на себя за чужих. За это я получил только швырка. Сверх того, слышал, что в Москве осуждали меня за то, что "я тебя бросил и тебе не помогаю". Позволь тебя спросить, я ли не помогал тебе и деньгами, и ходя кланяться за тебя иногда таким лицам, которые моего посещения не стоят, а через тебя принимали меня свысока? Не десятки ли раз я лично и через людей рекомендовал тебя на места? Я ль виноват, что ты нигде не мог удержаться.

Когда твоя мать умирала, то сказала мне: "Не оставь Пашу". Я тебя не оставлял до сих пор, но теперь тебе близ 30-ти лет (3) и в обстоятельствах твоей жизни виноват не я. Полагаю, что могу уже больше и не помогать тебе, имея своих маленьких детей, ничем неповинных. Это знай.

Я полагаю, что с тобой происходит нечто странное: заранее уведомляешь, что хоть и получишь деньги, но отвечать не будешь потому, что завален делами. Но ведь это дико.

Если ты забыл поклониться в письме жене моей, то мог бы хоть прислать поцелуй моим детям. Они лежат теперь в скарлатине, и Федя целую неделю был при смерти.

До свидания.

Твой искренний Ф. Достоевский.

Я знал, что Мих<аил> Михайлович собирался в Москву, но что он уже ездил и приехал назад, о том ничего не слыхал. Детей твоих очень целую.

(1) далее было: ровно

(2) вместо: совсем неизвестно - было: вряд ли

(3) вместо: близ 30-ти лет - было: 30 лет

605. Bc. С. СОЛОВЬЕВУ 11 января 1876. Петербург

11 января/76.

Многоуважаемый и дорогой Всеволод Сергеевич, у меня до сих пор карантин (хотя дети выздоравливают), и вот почему я к Вам до сих пор не заходил. Мысль Ваша пустить в публику несколько сведений о "Дневнике писателя", конечно, очень мне нравится (сами можете это представить), но в настоящую минуту ничего еще почти не могу сообщить Вам, кроме самого общего. В 1-м № будет, во-первых, самое маленькое предисловие, затем кое-что о детях - о детях вообще, о детях с отцами, о детях без отцов в особенности, о детях на елках, без елок, о детях преступниках... Разумеется, (1) это не какие-нибудь строгие этюды или отчеты, а лишь несколько горячих слов и указаний... Затем о слышанном и прочитанном, - всё (2) или кое-что, поразившее меня лично за месяц. Без сомнения, "Дневник писателя" будет похож на фельетон, но с тою разницею, что фельетон за месяц естественно не может быть похож на фельетон за неделю... Тут отчет о событии, (3) не столько как о новости, сколько о том, что из него (4) (из события) останется нам более постоянного, более связанного с общей, с цельной идеей. Наконец, я вовсе не хочу связывать себя даванием отчета... Я не летописец; это, напротив, совершенный дневник в полном смысле слова, то есть отчет о том, что наиболее меня заинтересовало лично, - тут даже каприз. Сам не знаю, добрейший Всеволод Сергеевич, выйдет ли что-нибудь путное, порой кажется, что напрасно взялся; а, впрочем, что бог пошлет, только (между нами это) почти ни одной строки еще не написано! Матерьялов же (на 1-й №) собрано и записано более чем на 4 (6) печатных листа.

Спасибо за пожелание здоровья "Дневнику". Я же желаю здоровья Вам и семейству