- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (35) »
нее размокла глина,
Рябине хочется в тепло.
Но уж осенним зябким ветром Она простужена давно. Задую свет, холодным светом Ей не согреться все равно.
Задую свет, в окне застыну, Взметнусь, едва коснувшись сна: Не ты ль сломила гроздь рябины, Стучишься, мокнешь у окна?
1946
Ты ведь веришь, любимая, мне, Я короткую хмурость осилю, Где-то в очень большой глубине Небо вечное, чистое, синее.
1949
Вихраст, в царапинах всегда И подпоясан лычкой, Я брал из каждого гнезда На память по яичку.
Есть красота своя у них: И у скворцов в скворечне Бывают синими они, Как утром небо вешнее.
А если чуточку светлей, Величиной с горошину, — Я знал, что это соловей, И выбирал хорошее!
А если луговка — у той Кругом в зеленых точках. Они лежат в траве густой, В болотных рыхлых кочках…
Потом я стал совсем большим И стал любить Ее. И я принес ей из глуши Сокровище свое.
В хрустальной вазе на комод Они водружены. В большом бестрепетном трюмо Они отражены.
Роса над ними не дрожит, Как на лугу весеннем. Хозяйка ими дорожит И хвалится соседям.
А я забуду иногда И загорюю снова: Зачем принес я их сюда Из детства золотого?
Дрожат над ними хрустали, Ложится пыль густая, Из них ведь птицы быть могли, А птицы петь бы стали!
1949
Потом нагрянули ветра Из ледовитых дальних стран, С цепи сорвавшийся буран В ворота рвался до утра. Его и след давно простыл, Но, как надгробные курганы, Сугробы в сажень высоты Хранят величие бурана.
Ушли ветра, а вслед за ними На землю пал спокойный иней, Леса, деревни и мосты, По речке низкие кусты, Стога поодаль от реки, Из труб лиловые дымки, И все, что ни было вокруг, Под зимним солнцем стало вдруг Спокойным, чистым и простым Узором редкой красоты.
Прошло немало трудных лет, Пришло ко мне иное счастье, Но цел под снегом легкий след Ее, прошедшей по ненастью.
1948
Я одного до смерти не пойму, Зачем тебе такое одному? — Полдневный город глух и пропылен, А я в весну и в девушку влюблен, Я в этот сад с невестою приду И свадьбу справлю в девственном саду!
— Тебя пустить, пожалуй, не беда, Да не один ты просишься сюда, А всех пустить я, право, не могу: Они траву испортят на лугу, И все цветы по берегу реки Они сорвут на брачные венки. — Да к черту всех, ты нас пусти двоих, Меня пусти! — А чем ты лучше их?
Я был упрям и долго день за днем Ходил сюда и думал об одном, Что без труда, пожалуй бы, я мог Сорвать с пробоин кованый замок. Но опускалась сильная рука Перед неприкосновенностью замка.
А время шло. И липы отцвели, И затрубили в небе журавли, И (уж тепла ушедшего не жди) Повисли беспрестанные дожди.
В такие дни не следует, блуждая, Вновь возвращаться на тропинки мая,
Идти к дверям, которые любил, Искать слова, которые забыл.
Вот он, забор, никчемен и смешон: Для осени заборы не преграда. Калитка настежь. Тихо я вошел В бесшумное круженье листопада. Одна рябина все еще горит… А ты-то где, бессмысленный старик?!
1949–1956
Ветерок паруса кумачовые трогал, Были мачты что надо: прочны и прямы, Мы же были детьми, и большую дорогу Кораблю расчищали лопаточкой мы.
От двора, от угла, от певучей капели, Из ручья в ручеек, в полноводный овраг, Как сквозь арку, под корень развесистой ели Проплывал, накреняясь, красавец «Варяг».
Было все: и заветрины и водопады, Превышавшие мачту своей высотой. Но корабль не пугали такие преграды, И его уносило весенней водой.
А вода-то весной не течет, а смеется, Ей предел не положен, и курс ей не дан. Каждый малый ручей до реки доберется, Где тяжелые льдины плывут в океан.
И мне снилось тогда — что ж поделаешь: дети! — Мой корабль по волнам в океане летит. Я тогда научился тому, что на свете Предстоят человеку большие пути.
1947
По низинам плавали туманы, Серебрясь под солнцем невеселым, Гуси шли в неведомые страны, Пролетая северные села.
В их крови певучий и тревожный Ветер странствий, вольного полета. Впереди закатные болота, Тишина ночлегов осторожных.
Или в час, как только рассвело, Полнаперстка дроби под крыло. И повиснут крылья, а пока Легок взмах широкого крыла.
Гуси шли, и голос вожака Долетел до нашего села.
А у нас на маленьком дворе, Сельской птицы гордость и краса, Тихо жил и к празднику жирел Краснолобый медленный гусак. По деревне шлялся и доволен Был своею участью и волей.
Но теперь от крика вожака В ожиревшем сердце гусака Дрогнул ветер странствий и полета, И гусак рванулся за ворота. И, ломая крылья о дорогу, Затрубил свободу и тревогу.
Но, роняя белое перо, Неуклюже ноги волоча, На задах, за
Но уж осенним зябким ветром Она простужена давно. Задую свет, холодным светом Ей не согреться все равно.
Задую свет, в окне застыну, Взметнусь, едва коснувшись сна: Не ты ль сломила гроздь рябины, Стучишься, мокнешь у окна?
1946
* Ты за хмурость меня не вини *
Ты за хмурость меня не вини, Не вини, что грущу временами, Это просто дождливые дни, Это тучи проходят над нами.Ты ведь веришь, любимая, мне, Я короткую хмурость осилю, Где-то в очень большой глубине Небо вечное, чистое, синее.
1949
ПОГИБШИЕ ПЕСНИ
Я в детстве был большой мастак На разные проказы, В лесах, в непуганых местах По птичьим гнездам лазал.Вихраст, в царапинах всегда И подпоясан лычкой, Я брал из каждого гнезда На память по яичку.
Есть красота своя у них: И у скворцов в скворечне Бывают синими они, Как утром небо вешнее.
А если чуточку светлей, Величиной с горошину, — Я знал, что это соловей, И выбирал хорошее!
А если луговка — у той Кругом в зеленых точках. Они лежат в траве густой, В болотных рыхлых кочках…
Потом я стал совсем большим И стал любить Ее. И я принес ей из глуши Сокровище свое.
В хрустальной вазе на комод Они водружены. В большом бестрепетном трюмо Они отражены.
Роса над ними не дрожит, Как на лугу весеннем. Хозяйка ими дорожит И хвалится соседям.
А я забуду иногда И загорюю снова: Зачем принес я их сюда Из детства золотого?
Дрожат над ними хрустали, Ложится пыль густая, Из них ведь птицы быть могли, А птицы петь бы стали!
1949
* Дорога влажною была *
Дорога влажною была, Когда зима сюда пришла, И легкий след моей любимой, И даже рубчики калош С земли морозной не сотрешь, Застыло все, и все хранимо.Потом нагрянули ветра Из ледовитых дальних стран, С цепи сорвавшийся буран В ворота рвался до утра. Его и след давно простыл, Но, как надгробные курганы, Сугробы в сажень высоты Хранят величие бурана.
Ушли ветра, а вслед за ними На землю пал спокойный иней, Леса, деревни и мосты, По речке низкие кусты, Стога поодаль от реки, Из труб лиловые дымки, И все, что ни было вокруг, Под зимним солнцем стало вдруг Спокойным, чистым и простым Узором редкой красоты.
Прошло немало трудных лет, Пришло ко мне иное счастье, Но цел под снегом легкий след Ее, прошедшей по ненастью.
1948
ЗАБОР, СТАРИК И Я
Забор отменно прочен и колюч, Под облака вздымается ограда… Старик уйдет, в кармане спрятав ключ От леса, от травы и от прохлады. А я, приникнув к щели меж досок, Увидел мир, упрятанный за доски, Кусок поляны, дерева кусок, Тропы и солнца узкую полоску. И крикнул я: — Бессмысленный старик, Достань ключи, ворота отвори!Я одного до смерти не пойму, Зачем тебе такое одному? — Полдневный город глух и пропылен, А я в весну и в девушку влюблен, Я в этот сад с невестою приду И свадьбу справлю в девственном саду!
— Тебя пустить, пожалуй, не беда, Да не один ты просишься сюда, А всех пустить я, право, не могу: Они траву испортят на лугу, И все цветы по берегу реки Они сорвут на брачные венки. — Да к черту всех, ты нас пусти двоих, Меня пусти! — А чем ты лучше их?
Я был упрям и долго день за днем Ходил сюда и думал об одном, Что без труда, пожалуй бы, я мог Сорвать с пробоин кованый замок. Но опускалась сильная рука Перед неприкосновенностью замка.
А время шло. И липы отцвели, И затрубили в небе журавли, И (уж тепла ушедшего не жди) Повисли беспрестанные дожди.
В такие дни не следует, блуждая, Вновь возвращаться на тропинки мая,
Идти к дверям, которые любил, Искать слова, которые забыл.
Вот он, забор, никчемен и смешон: Для осени заборы не преграда. Калитка настежь. Тихо я вошел В бесшумное круженье листопада. Одна рябина все еще горит… А ты-то где, бессмысленный старик?!
1949–1956
КОРАБЛИ
Проходила весна по завьюженным селам, По земле ручейки вперегонки текли, Мы пускали по ним, голубым и веселым, Из отборной сосновой коры корабли.Ветерок паруса кумачовые трогал, Были мачты что надо: прочны и прямы, Мы же были детьми, и большую дорогу Кораблю расчищали лопаточкой мы.
От двора, от угла, от певучей капели, Из ручья в ручеек, в полноводный овраг, Как сквозь арку, под корень развесистой ели Проплывал, накреняясь, красавец «Варяг».
Было все: и заветрины и водопады, Превышавшие мачту своей высотой. Но корабль не пугали такие преграды, И его уносило весенней водой.
А вода-то весной не течет, а смеется, Ей предел не положен, и курс ей не дан. Каждый малый ручей до реки доберется, Где тяжелые льдины плывут в океан.
И мне снилось тогда — что ж поделаешь: дети! — Мой корабль по волнам в океане летит. Я тогда научился тому, что на свете Предстоят человеку большие пути.
1947
ГУСИ ШЛИ В НЕВЕДОМЫЕ СТРАНЫ…
Из-за леса, где в темно-зеленом Ярко-красным вспыхнули осины, Вышел в небо к югу заостренный, Вожаком ведомый клин гусиный.По низинам плавали туманы, Серебрясь под солнцем невеселым, Гуси шли в неведомые страны, Пролетая северные села.
В их крови певучий и тревожный Ветер странствий, вольного полета. Впереди закатные болота, Тишина ночлегов осторожных.
Или в час, как только рассвело, Полнаперстка дроби под крыло. И повиснут крылья, а пока Легок взмах широкого крыла.
Гуси шли, и голос вожака Долетел до нашего села.
А у нас на маленьком дворе, Сельской птицы гордость и краса, Тихо жил и к празднику жирел Краснолобый медленный гусак. По деревне шлялся и доволен Был своею участью и волей.
Но теперь от крика вожака В ожиревшем сердце гусака Дрогнул ветер странствий и полета, И гусак рванулся за ворота. И, ломая крылья о дорогу, Затрубил свободу и тревогу.
Но, роняя белое перо, Неуклюже ноги волоча, На задах, за
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (35) »