- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (27) »
веточки. Антилопа с шумом обрывает и жует листву, тапир с хрустом продирается сквозь заросли кустарника, крокодил хлюпает по грязи, обезьяны прыгают и вопят на верхушках деревьев. Сельва живая: она и вздыхает, и стонет, и поет на все голоса, а порой кричит от боли. Но сейчас, казалось, лес замер, наблюдая за агонией умирающей самки ягуара.
Боль сразила ее без предупреждения.
Очнувшись, Бишу с ужасом обнаружила, что лежит на совершенно открытом месте. Она инстинктивно рванулась в тень, но раненая передняя лапа подвернулась, и Бишу сорвалась с обрывистого берега в прозрачную, холодную воду быстрого ручья. И забилась, тщетно пытаясь подняться. Вода вокруг покраснела. Подхлестнутая видом собственной крови, Бишу, собрав последние силы, вскарабкалась по крутому склону в заросли папоротника.
Под покровом величавых плюмажей она долго лежала, дрожа от пережитого ужаса, словно осознав, к чему могло привести ее это безрассудство.
Серая стена гранитных скал высилась уже невдалеке. Гладкая поверхность тут и там морщинилась темными расщелинами и зелеными полосками лишайников.
Бишу долго изучала скалы и наконец увидела то, что искала – признаки жизни, свидетельствующие об отсутствии опасности. На нагретом солнцем выступе застыла ящерица, беспечная поза которой говорила сама за себя. Бишу, не оглядываясь, побежала к скалам и вскоре проскользнула под прикрытие развесистых деревьев у подножия гряды.
Гранитная вершина нависала теперь прямо над ней, и Бишу, напрягшись из последних сил, несколькими прыжками достигла цели и залегла, облизывая заструившуюся из раны кровь. Отсюда, с вершины, она могла окинуть взором всю живописную зеленую долину, откуда доносились враждебные человеческие голоса.
Вдалеке, почти сливаясь с пестрой зеленью полога сельвы, к небу вилась тончайшая спираль сизоватого дыма.
Именно там, Бишу знала, скрывалась смертельная опасность.
– Видишь примятую траву? – возбужденно выкрикнул молодой охотник. – Он прячется там, в кустах. Его седовласый спутник, склонившийся над лодкой в мутной протоке, оглянулся через плечо и хмыкнул. – Скверный получился выстрел, – сказал он. – Ты промахнулся. Да и нет у нас времени шарить по кустам – баркас скоро загрузят. Он отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Но юноша не унимался: – Я же попал в него! Я видел. – Так полезай за ним в кусты. Ты умеешь свежевать ягуара? Ухмыляясь, пожилой охотник протянул товарищу длинный охотничий нож./Юноша мрачно посмотрел на нож, сплюнул и небрежно бросил винтовку на землю. – Твоя взяла, – буркнул он. – Пусть я промахнулся. – Презрительный тон старшего раздражал его. – Долго нам еще торчать в этих дебрях? – Нет, – спокойно ответил пожилой. Стоя почти по колени в буроватом иле, он колдовал над допотопным мотором. – Немного терпения, и наша развалюха опять поплывет. Охотники прибыли сюда из небольшого поселка трапперов, селеньица из нескольких домиков на сваях у самой реки. Одолжив у одного из обитателей поселка лодчонку с дряхлым мотором, они отправились вверх по реке, чтобы поразвлечься охотой и убить время в ожидании, пока их баркас будет готов отчалить из поселка с грузом крокодильих шкур. Юноша сидел на корточках, уставившись перед собой тусклым, невидящим взором, в полной уверенности, что мотору не суждено заработать, – уж лучше было остаться в поселке и напиться пинга – самодельной индейской водки. «Застрять здесь, в этой проклятой сельве, где только и можно изредка пальнуть по какому-нибудь шальному зверю. Да еще вдобавок и промахнуться», – с горечью подумал он, а вслух сказал: – А ведь чертов баркас не будет нас ждать. В тот же миг мотор неожиданно чихнул и громко затарахтел. – Что я говорил?! – торжествующе воскликнул седоголовый. – Все этот цилиндр, будь он неладен! Поехали. Юноша схватил бутылку с остатками водки, поспешно осушил ее, швырнул в реку и зашлепал по грязному илу к лодке, с бортов которой слоями отставала некогда белая краска, обнажая прогнившие доски. Когда течение вынесло лодку на середину протоки, он даже не обернулся и не проводил взглядом каменистый берег. Не посмотрел он и на низко раскинувшиеся над водой ветви и корни мангровых зарослей. Над буйной листвой порхали три огромные, ослепительно яркие бабочки борболетты с размахом крыльев больше восьми дюймов. Но юноша их не видел…
Дневная жара уже спала. Лежа в укрытии, Бишу выжидала. Она совсем ослабела и боялась, что умрет, не успев вернуться в родное логово. Хотя в сельве смерть – привычное явление, Бишу не представляла себе, что это настолько мучительно. Она не понимала, что с ней происходит, не понимала, почему утратила привычную ловкость и быстроту. Внезапно разорвавшая тишину дробь мотора барабанным боем отозвалась в ее голове. Безотчетный ужас заставил Бишу глубже вжаться в землю, слиться с лесной подстилкой. Словно в оцепенении, она дождалась, пока шум мотора не затих в отдалении, унося с собой смертельную угрозу и беспощадных врагов, оставивших ее беззащитной перед другими, не менее страшными опасностями. Сверху, в ветвях дерева, послышалось тяжелое хлопанье крыльев. Задрав голову, Бишу увидела грифа. Когда стало смеркаться, Бишу поднялась на непослушные, одеревеневшие лапы и, пошатываясь, побрела к далеким горам, за которыми садилось солнце. Движения ее стали замедленными и неуверенными – от былой кошачьей грации не осталось и следа. Терпеливый гриф неуклюже слетел вниз и принялся жадно клевать оставшиеся на земле сгустки запекшейся крови.
* * *
– Видишь примятую траву? – возбужденно выкрикнул молодой охотник. – Он прячется там, в кустах. Его седовласый спутник, склонившийся над лодкой в мутной протоке, оглянулся через плечо и хмыкнул. – Скверный получился выстрел, – сказал он. – Ты промахнулся. Да и нет у нас времени шарить по кустам – баркас скоро загрузят. Он отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Но юноша не унимался: – Я же попал в него! Я видел. – Так полезай за ним в кусты. Ты умеешь свежевать ягуара? Ухмыляясь, пожилой охотник протянул товарищу длинный охотничий нож./Юноша мрачно посмотрел на нож, сплюнул и небрежно бросил винтовку на землю. – Твоя взяла, – буркнул он. – Пусть я промахнулся. – Презрительный тон старшего раздражал его. – Долго нам еще торчать в этих дебрях? – Нет, – спокойно ответил пожилой. Стоя почти по колени в буроватом иле, он колдовал над допотопным мотором. – Немного терпения, и наша развалюха опять поплывет. Охотники прибыли сюда из небольшого поселка трапперов, селеньица из нескольких домиков на сваях у самой реки. Одолжив у одного из обитателей поселка лодчонку с дряхлым мотором, они отправились вверх по реке, чтобы поразвлечься охотой и убить время в ожидании, пока их баркас будет готов отчалить из поселка с грузом крокодильих шкур. Юноша сидел на корточках, уставившись перед собой тусклым, невидящим взором, в полной уверенности, что мотору не суждено заработать, – уж лучше было остаться в поселке и напиться пинга – самодельной индейской водки. «Застрять здесь, в этой проклятой сельве, где только и можно изредка пальнуть по какому-нибудь шальному зверю. Да еще вдобавок и промахнуться», – с горечью подумал он, а вслух сказал: – А ведь чертов баркас не будет нас ждать. В тот же миг мотор неожиданно чихнул и громко затарахтел. – Что я говорил?! – торжествующе воскликнул седоголовый. – Все этот цилиндр, будь он неладен! Поехали. Юноша схватил бутылку с остатками водки, поспешно осушил ее, швырнул в реку и зашлепал по грязному илу к лодке, с бортов которой слоями отставала некогда белая краска, обнажая прогнившие доски. Когда течение вынесло лодку на середину протоки, он даже не обернулся и не проводил взглядом каменистый берег. Не посмотрел он и на низко раскинувшиеся над водой ветви и корни мангровых зарослей. Над буйной листвой порхали три огромные, ослепительно яркие бабочки борболетты с размахом крыльев больше восьми дюймов. Но юноша их не видел…
* * *
Дневная жара уже спала. Лежа в укрытии, Бишу выжидала. Она совсем ослабела и боялась, что умрет, не успев вернуться в родное логово. Хотя в сельве смерть – привычное явление, Бишу не представляла себе, что это настолько мучительно. Она не понимала, что с ней происходит, не понимала, почему утратила привычную ловкость и быстроту. Внезапно разорвавшая тишину дробь мотора барабанным боем отозвалась в ее голове. Безотчетный ужас заставил Бишу глубже вжаться в землю, слиться с лесной подстилкой. Словно в оцепенении, она дождалась, пока шум мотора не затих в отдалении, унося с собой смертельную угрозу и беспощадных врагов, оставивших ее беззащитной перед другими, не менее страшными опасностями. Сверху, в ветвях дерева, послышалось тяжелое хлопанье крыльев. Задрав голову, Бишу увидела грифа. Когда стало смеркаться, Бишу поднялась на непослушные, одеревеневшие лапы и, пошатываясь, побрела к далеким горам, за которыми садилось солнце. Движения ее стали замедленными и неуверенными – от былой кошачьей грации не осталось и следа. Терпеливый гриф неуклюже слетел вниз и принялся жадно клевать оставшиеся на земле сгустки запекшейся крови.
Глава 2
Спустилась ночь, и Бишу охватила дрожь. Ноющая боль то затихала, то вдруг обострялась, терзая измученное тело, и тогда Бишу обессиленно лежала, пережидая ее. В такие минуты Бишу поддерживало только сознание того, что здесь, вдали от родных мест, нельзя умирать. Какой-то удивительный инстинкт, выработавшийся у ее предков за много поколений, вновь и вновь заставлял ее вставать и гнал в направлении дома. Наступило время охоты, и ноздри Бишу защекотали доносившиеся со всех сторон соблазнительные запахи добычи. Она учуяла близость антилопы и инстинктивно затаилась в засаде. Но движения Бишу стали настолько неловки, что антилопа заметила ее и умчалась прочь с расширенными от ужаса блестящими глазами. Бишу по инерции рванулась за ней, но, сраженная невыносимой болью, рухнула навзничь, потеряв сознание. Так она пролежала долго, ярко освещенная лунным светом. А очнулась от прикосновения – через нее, привлеченная теплом тела, медленно переползала длинная- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (27) »