быстро перебирая ластами, и плыл над подводным лесом.
Дно было покрыто лохматыми, похожими на еловые лапы, водорослями.
Между ними чернели щербатые кривые камни да светились жёлтые россыпи гальки.
Морских рыб я часто рисовал для книг и теперь легко узнавал их.
На камнях сидели ерши — такие же чёрные и щербатые, как камни.
Колченогий краб, смешно взбрыкивая ногами, пробежал по гальке.
Пронеслись стаей кефали — узкие серебристые рыбы, стремительные, как стрелы.
Мягкий, рассеянный свет без теней ложился на подводные леса и скалы.
Это был удивительный, какой-то космический мир.
А я — первый космоплав.
Я плыл, не чувствуя веса своего тела, не видя, где начинается и где кончается толща воды.
Перед моим лицом беззвучно ломалось и распадалось на куски серебристое зеркало.
Это играл свет на волнах.
Когда я вернулся на шхуну, то спросил Марлена:
— Ну как я плыл?
— Ничего, — спокойно ответил он.
Я обиделся.
— В общем, ничего, — повторил наш начальник, — только болтал головой и дрыгал ногами, как курортница.
Я захлопал глазами от неожиданности. Мне казалось, что я плыл ве-ли-ко-леп-но!
Живая!
Я решился, набрал воздуху и нырнул.
Я увидел полянку, поросшую бурыми водорослями, а среди них здоровенную рыбу-иглу. Рыбу-иглу, которых полно в матрасах, набитых морской травой.
«САМАЯ БЕЗОБИДНАЯ ИЗ РЫБ», — так пишется в книгах.
Я протянул руку.
Рыба тронулась с места и пошла на глубину. В камни. Она плыла ужасно нелепо, плыла СТОЯ — головой вверх, хвостом вниз.
Глубже, глубже…
Я снова протянул руку, схватил иглу и…
МНЕ НЕ ХВАТАЕТ ВОЗДУХА!!!
Изо рта выскочил серебряный пузырёк. Перед глазами пошли круги.
Я потерял сознание…
Чья-то сильная рука тащила меня наверх…
Вот всё, что я помню.
БЕЛЫЕ МЕШОЧКИ
Мы работали по расписанию. По железному расписанию, которое составил Марлен. Мне некогда было вздохнуть. Про кисть и краски я забыл. Я крутился как белка в колесе. На свет появились белые мешочки. ЭТО ТЕПЕРЬ САМОЕ ГЛАВНОЕ. В каждом мешочке лежала рыбья приманка. Пахучая-препахучая. Мешочки я привязывал к шнурам. У каждого шнура были якорь и поплавок. Шнуры я бросал за борт везде, где останавливалась шхуна. Я плавал от поплавка к поплавку. Я вёл рыбью перепись. Я висел, сгорбившись, в воде и писал. Тупым гвоздём на алюминиевой пластинке. Записывал рыб. Шнур был туго натянут между якорем и поплавком. На каждом шнуре висели три белых мешочка. У самого дна, посередине и у поверхности. Около мешочка толпились рыбы. У верхнего — юркая серебристая мелочь. У среднего — рыба посолиднее, но тоже отливающая серебром. У самого нижнего — ни на кого не похожие обитатели морского дна. Зелёные и бурые — под цвет камней и водорослей. Теперь я совсем забыл, что плохо плаваю. Мне некогда было плохо плавать. Я плавал хорошо. ВПРОЧЕМ, В СЛУЧАЕ ЧЕГО, СПАСАТЬ МЕНЯ ДОЛЖЕН БЫЛ ВЕНЯ.ПОДВОДНЫЕ ПТИЦЫ
Я вывернул один мешочек, и горсть бурых крошек заклубилась около шнура. Откуда ни возьмись, на них налетела стая чёрных бархатных рыбок. Хвостик у каждой был раздвоен. Рыбки не стояли на месте, не плавали по кругу, как другие. Они причудливо порхали, переносясь с места на место. Чёрные хвостики не знали покоя. Рыбки вились вокруг медленно тонущих крошек. Ко мне подплыл Марлен. «Морские ласточки», — нацарапал он на дощечке. Конечно, ласточки… Как же их называть ещё?ИГЛА
Прямо подо мной из водорослей торчала серая палка. Вдруг я заметил, что палкаИ
З
Г
И
Б
А
Е
Т
С
Я.