напаяли, что вряд ли выпутаются, — предупредил Иван Федорович.

Леша оторвался от чертежа и посмотрел в окно палатки. Девочка-десятиклассница делала ему какие-то непонятные знаки. Потом она исчезла. В окошке появилось лицо Жени. Женя была без очков и улыбалась Леше, как в самый первый день их знакомства, когда она спросила: «Тебя Лешей зовут?» Потом Женя показала пальцем на чертеж — действуй, мол, — и исчезла.

Леша сделал какие-то измерения, что-то быстро рассчитал на бумажке, затем выбрал нужную деталь из предложенного набора.

Два прикосновения паяльником, и в палатке раздались позывные «Маяка».

Победно прозвучали они и на опушке леса, замирая в вышине над соснами.

Все участники многоборья смотрели на Лешу с нескрываемой завистью, когда он, отложив паяльник и попрощавшись с Сашей, физиком и Еленой Петровной, вышел из палатки.

Тут десятиклассница опять повисла на Леше. Она поцеловала его три раза и крикнула «ура». Жени не было.

***

В палатке Иван Федорович сказал Саше, рассматривая работающий приемник:

— Он изменил схему.

— Упростил, — ответил Саша. — Вот это физика. Он мыслит.

— Пожалуй, — согласился Приходько, чему Саша был очень рад. Как бы там ни было, он дорожил мнением этого упрямого и не слишком справедливого человека.

На последнем повороте Леша увидел Волика, который флажком указал ему дорогу.

Впереди была знакомая трибуна и толпа вокруг нее. Леша замедлил шаг.

Увидев Лешу, стоявший на трибуне Женин папа взял трубку полевого телефона. Справившись о чем-то, он дал знак оркестру. Грянул туш.

Не спеша подошел Леша к финишной ленточке, разорвал ее и сел на рюкзак с номером своей школы. Шоссе находилось выше леса, из которого он вышел, и Леше была видна палатка с эмблемой связи. Оттуда никто больше не появлялся.

Оркестр все гремел, и Леша увидел возле трибуны своих ребят — Вахтанга, Вадима, Зиночку, Галю и Женю. Они аплодировали и кричали что-то. Но Леша смотрел только на Женю.

***

…— Пассажиров, улетающих из Москвы во Владивосток рейсом номер… — начал свое обычное объявление аэропортовский репродуктор, и Женин папа поднял чемоданы.

— Надень сейчас же очки! — сказал Волик Жене, которая, глядя на Лешу, слишком много себе позволяла. Ей хотелось, чтобы Леша запомнил, как развеваются ее волосы на ветру.

— Не надену, — сдерживая слезы, сказала Женя. — Не надену, и все.

И подставила свое лицо, еще сохранившее следы южного загара, под все будущие Лешины воспоминания.